Конфликты на территории
бывшего СССР не прекращаются, хотя и принимают все более «холодную»
форму. Читая новости из все еще сохраняющихся горячих точек, или
заявления международных организаций, озабоченных срывом планов
«гармонизации» отношений, память неизменно возвращает к периоду развала
Советского Союза. Уже тогда было очевидно, что закладывается фундамент
долгосрочных межнациональных и межгосударственных противоречий,
чреватых холодными и горячими войнами. Закладывали этот фундамент
конкретные люди, здравствующие и благоденствующие в большинстве своем
до сих пор. И делали это, как тогда уже было видно, из собственного
шкурного интереса. Но начнем по порядку.
Причины конфликтов и напряженности так или иначе связаны с несколькими обстоятельствами:
1. Несоответствием границ новообразованных государств территориям
компактного проживания национально-культурных сообществ, вследствие нелегитимности процедуры и
диким формам распада СССР.
2. Несовпадение до противоположности интересов нац. бюрократий и
населения вообще и ревностному отношению новых бюрократий к соблюдению
принципа территориальной целостности в частности.
3. Зачаточному состоянию демократии и, как следствие, независимости правящих бюрократий от народа.
4. Несовместимости некоторых народов или социальных общин в одном демократическом государстве.
Первое понятно: административные границы в
Союзе были проведены как бог на душу положит, и никакого отношения к
национальному составу населения, его культурной и ментальной
совместимости не имели. Поэтому в составе новых государств оказались
территории, население которых никакого отношения к «титульной» нации не
имело. В результате распада союза миллионы людей неожиданно для себя,
не выходя из собственного дома, на земле предков оказались в чужой
стране подавляемым национальным меньшинством. Это понравилось далеко не
всем.
Когда республиканские власти раскачивали лодку
под названием «Советский Союз», обвинения его в национальном угнетении,
ущемлении прав и подавлении национальной самобытности лились рекой. Но
когда независимость была получена, национальная дискриминация (особенно
«русскоязычного» населения) в новых государствах приняла такие
масштабы, какие при «советах» не приснились бы в кошмарном сне. По
крайней мере, после смерти Сталина.
Революция 91-го года не была народной, каковой
ее нередко пытаются представить. Целями ее были цели республиканских и
региональных бюрократий. Они же были главными исполнителями. Только они
имели реальные рычаги влияния на ситуацию, позволившие им в конце
концов развалить Союз. Это означает, что революция была
национально-бюрократической.
Чуждая бюрократии в принципе идея демократии
была позаимствована «на время» национальными бюрократическими «элитами»
у демократической интеллигенции для захвата власти. По достижении цели
была сохранена внешняя атрибутика, но наличие реальной демократии в
большинстве новых государств (включая Россию) до сих пор вызывает
серьезные сомнения.
Поддержка населения обеспечивалась средствами
простыми до примитивности, но по прежнему действенными в ситуации
межвременья и идеологического кризиса: жителей РСФСР убеждали, что их
грабят республики, жителей республик национальные «лидеры» убеждали,
что их грабит РСФСР. Все были ограбленными. Непонятно, кто был
грабителем. Последующий за разделом экономический крах показал, что
раздел этот не был выгоден никому, кроме первых секретарей и
окружающих их бюрократий. Это за их интересы заплатили народы
собственным благополучием, клюнув на дешевую пропаганду.
Когда Ельцин призывал брать власти столько,
сколько унесут, он обращался не к народу – у народа этой
власти не прибывает и не убывает, а к местным бюрократиям –
«соратникам» по борьбе с «имперским центром». Дескать, вы уж подсобите,
а я вас потом не обижу. Вербовал союзников. И действительно, Борис
Николаевич скупердяем не был. Пол царства за трон – это в его стиле. В
соратниках и поддержке недостатка не было. В результате той победы,
после которой независимость властей и доступ их к ресурсам возросли
несоизмеримо, а уровень жизни населения катастрофически обвалился.
Результатом неограниченных полномочий бюрократии стала угроза
территориальной целостности уже Российской Федерации. Полномочий и
власти, как известно, не бывает много.
И интеллигенция не щадя живота билась за
демократию для бюрократии. Животы ее пострадали несколько позже. В
результате все той же победы.
Если бы целями победителей были демократия и
народное благо, не подтерлись бы они так непринужденно итогами
референдума. А в случае неизбежности (весьма сомнительной) роспуска
Союза, спросили бы население каждого района, не говоря уж об области, к
какой республике оно предпочитает присоединиться.
Но секретари социалистических республик,
мыслившие категориями подковерных баталий и перетягивания
административных и материальных ресурсов, любой намек на передел
территорий воспринимали как посягательство на только завоеванную власть
и статус. Уважение территориальной целостности стало необходимым знаком
признания самих новоявленных властей, условием их собственного ощущения
собственной легитимности. И что бы не разрушить трогательное единство в
лагере борцов за «демократию» и народное счастье использовали абсурдный
при разделе страны принцип неприкосновенности административных границ.
Поэтому вопрос о благе населения тогда был
мудро отделен от вопросов демократии. Идея демократии стала средством
захвата власти бюрократическими кланами. Сильные мира сего были заняты
собственным самоутверждением в новом качестве, и демократию
рассматривали в основном с позиций выгод борьбы за собственную власть.
А признаком принадлежности к демократическому лагерю стали национализм
и прозападная ориентация безотносительно поддержки ее населением.
До недавнего времени большая часть населения
по крайней мере трех славянских республик (за исключением западной
Украины), значительная часть Казахстана, несколько областей Грузии и
Молдавии, фактически так и не вошедшие в новые государства, выступала,
а многие до сих пор стремятся к объединению с Россией.
Препятствуют тому в сущности те же причины,
что и обеспечили распад Союза: незаинтересованность в том национальных
политических элит, отсутствие реальной демократии и независимость
национальных бюрократий от народа, слабое осознание собственных
материальных и, следовательно, национальных интересов, и готовность
принять за них пропагандируемые интересы бюрократической элиты. Не
стоит сбрасывать со счетов и поддержку Западом дробления бывшего
Советского Союза с целью создания “санитарного кордона” из бывших его
республик между Россией и Европой.
Основных и решающих из них только две –
интересы политических элит и формальность демократических механизмов
(отсутствие реальной демократии). Стремление единого испокон веков
народа к объединению костью в горле стоит у бюрократий новых
государств. Именно народа, а не народов, как талдычат новые суверенные
бюрократии.
Они заняты спешными поисками, как это теперь
называется, национальной идентичности. В переводе на человеческий язык,
это означает создание у населения устойчивого неприятия своего общего
прошлого и реальной истории, не вписывающихся в националистическое
настоящее. В этой связи перекройка истории в некоторых из новых
государств выглядит делом совершенно необходимым. Управление прошлым,
как прозорливо заметил Оруэл, - необходимое условие управления
настоящим.
Не менее логично выглядит поддержание
эмоционального состояния холодного межгосударственного конфликта с
Россией, противопоставление если не на национальной, то на
государственно-шовинистической, местнической основе. В значительной
мере сохранившееся чувство принадлежности к единому народу представляет
в глазах новых бюрократий главное препятствие на пути «национальной
самоидентификации». И тут любые средства хороши.
Как известно, «паны дерутся – у холопов чубы
трещат». Но по таинственной логике национальных конфликтов, преданность
холопов панам от этого только крепнет. Истина эта хорошо известна
историкам и национальным бюрократиям. На ней в свое время талантливо
нажил «всенародную любовь» И.В.Сталин. На ней же стоит государственная
политика многих новых государств в СНГ.
В свое время большой демократ Шушкевич
возмутился: только восемь процентов населения республики знает
белорусский язык – надо выучить! Зачем целый народ учить языку, который
он не знает, или которым не пользуется? Ради национальной культуры? Но
на нем не «говорят» ни мировая наука, ни мировой кинематограф, ни
мировая литература. Или «национальная культура» – совсем не то, что
просто культура? Может – элемент самоизоляции? За что она так нравится
национальной бюрократии?
Между тем, смысл требования достаточно глубок.
Чтобы оправдать бессмысленное разделение еще недавно единого народа.
Чтобы придать больший вес националистам, на которых в первую очередь
опираются многие национальные бюрократии. Но главное – укрепить и
легитимизировать положение национальной бюрократии. Лукашенко пришел к
власти под лозунгами объединения с Россией. Но, почувствовав вкус
власти, объединяться резко раздумал. Может себе позволить: народ
терпит!
Украина за свою “незалежну” историю не
упустила ни одного случая «поцапаться» с Россией. Поводы неизменно
разные. Но смысл, по остающемуся впечатлению, один: конфликты между
государствами рано или поздно перерастают в конфликты между народами.
Особенно, в не очень демократичных государствах с зависимыми от властей
СМИ. А украинской власти крайне важно вытравить из большей части
населения чувство принадлежности к России.
На Украине далеко не все население владеет
украинским языком, тогда как русским владеет все население. Но
государственный язык – украинский. А русскому языку, несмотря на
требование многих регионов, быть государственным не светит. Более того,
принимаются многочисленные законодательные и административные меры, что
бы выдавить русский язык из обращения. Казалось бы национал-демократы
должны защищать всякое право говорить на родном языке. Но они делают
прямо противоположное: если прямо не запрещают – неприлично с точки
зрения демократии и прав человека, – то создают условия, чтобы реальной
возможности пользоваться им не было.
Трудно представить такую психическую атаку на
две трети населения (как на Украине) в действительно демократическом
государстве. В большинстве из них национальные меньшинства пользуются
особой государственной поддержкой. Не говоря о том, что бы сделать
угнетаемое меньшинство из большинства. И это наглядная иллюстрация
уровня демократии в этих странах.
В середине прошлого века многие страны Африки
освободились от колониальной зависимости. Однако завоеванная свобода не
принесла ожидаемого роста уровня жизни. Как правило, наоборот:
устойчивый экономический рост колониальных времен сменился нищетой и
политическим хаосом. Уровень жизни населения упал если не в разы, то на
десятки процентов. Бывшие лидеры освободительных движений быстро
освоили технологию удержания этой власти, и жестко пресекают попытки
смены руководства. При всех внешних атрибутах демократии реальная
политическая ситуация ближе к диктатуре. Выборы, конечно, как правило,
проводятся, но сменяемыми от этого первые лица не становятся. Основной
формой смены власти оказываются не выборы, а военные перевороты. Теперь
многие и рады бы были вернутьcя в колониальное прошлое, но на страже
завоеванной «свободы» стоят новые национальные бюрократии, - самый
состоятельный слой. Да и бывшим «колонизаторам» это уже не нужно.
Глобализация!
Все это к тому, что колониальные отношения
нередко бывали выгодны не только метрополиям, а «свобода» далеко не
всегда способствует благополучию народа. И тут возникают традиционные
вопросы о связи свободы и цивилизации, демократии и экономического
благополучия.
Историкам хорошо известно, что периоды
устойчивого развития экономики, рост благосостояния почти всегда
сопровождались и гуманизацией общественных отношений, ростом
политических свобод. И наоборот, экономическая разруха, падение уровня
жизни обыкновенно вели к усилению тоталитаризма в политике и
социальному одичанию. Вспомните, и приход к власти и большевиков в
России, и Гитлера в Германии были явно связаны с разрухой после Первой
Мировой. И Наполеона можно рассматривать как отрыжку французской
революции.
С одной стороны, демократия не по карману
бедным. Древность небогата демократиями не только по причине недостатка
просвещения или врожденной нелюбви холопов к ее величеству Свободе.
Авторитарная власть при всех ее моральных издержках обходилась дешевле
демократии. Местный князь или барон объединял в одном лице и суд с
полицией и прокурором, и командовал местным "военным округом", и
"исполнял обязанности" налоговой инспекции.
Дыба рядом с презумпцией
невиновности, с адвокатским и прокурорским надзором, выглядит не очень
эстетично. Зависимость праведности суда от настроения и пищеварения
сюзерена не может радовать поборников законности. Но если бы кто ввел
тогда управление на современный демократический лад, расходы на
содержание правовой системы и необходимой для нее материальной
инфраструктуры, при тогдашней производительности труда превысили бы
общественный продукт, и демократия тривиально вымерла бы. И это
обстоятельство, осознается оно обществом или нет, неизбежно влияет на
направление его развития (к демократии, к гуманизму, или в
противоположном направлении). Не стоит жертвовать благосостоянием ради
свободы: можно остаться без того и без другого.
Кстати, и в наше время относительная
успешность борьбы с преступностью нищей по мировым меркам советской, а
потом российской милиции держится именно на методах вплотную
примыкающих к дыбе. И введение цивилизованных норм расследования весьма
возможно поставит крест на показателях раскрываемости: на правовые
методы просто не хватит денег.
С этой точки зрения обнищание, вызванное
развалом Союза (традиционных экономических связей) должно вызвать некое
социальное одичание, откат культуры и социальной ответственности.
Явлений такого плана на территории бывшего СССР наблюдается достаточно.
Хотя и причин для них существует явно больше одной.
С другой стороны, До свободы нужно дорасти,
добрать социальной культуры. А если не доросли, не «добрали», то может
случиться, что не в коня корм, что без свободы-то лучше, сытнее. А
когда сытнее, и к демократии в силу описанных выше причин двигаться
легче.
Ситуация во многих странах бывшего СССР чем-то
до боли напоминает африканскую. Не то, чтобы очень близко, но родовые
черточки прослеживаются. То же обнищание, те же жиреющие бюрократии. Те
же меж племенные (межнациональные, территориальные) отношения, когда
власть свое племя (свой аул) приближает к кормушке, а другие
отодвигает. Вместо военных переворотов – т.н. цветные революции –
перевороты, инспирированные из вне. Наверно только так можно сменить
выборных, но несменяемых вождей. Замена реальной демократии. Хорошо,
что менталитет военных, воспитанный еще в Советском Союзе, характерен
для значительно более высокой ступени развития общества. Цветные
революции лучше военных переворотов. Но значительные выгоды от них
получают те, кто их организовывает. Народу выгод достается меньше.
Есть надежда, что вновь поставленные лидеры
будут более сменяемы: тот, кто поставил, при нужде найдет способ
снять. Если, конечно, ему это будет нужно. Будет ли от этого больше
демократии – вопрос.
Для большинства новых государств власть –
синоним богатства. Это, как правило, не способствует успехам экономики
и благосостоянию населения. А когда приходит время оправдываться перед
народом, начинаются ссылки на бывших соратников: дескать, обманули,
ограбили. Не говоря уж о том, что не то «племя» поддерживают. Ну и,
естественно, на Россию – от нее пока на этом пространстве все еще
что-то зависит больше, чем от других. Просто из-за размеров и истории.
Кроме того, с ней ассоциируется наследие СССР, которое одних
притягивает, у других вызывает изжогу.
Все эти коллизии – отражение общей проблемы.
Вопрос нерушимости границ, как и многие другие вопросы, все чаще
сводится к вопросу кто для кого: государство для народа, или наоборот.
И что есть государство: народ с территорией, языком, историей и
культурой, или бюрократическая верхушка, считающая, что все это
принадлежит ей; форма самоорганизации человеческого общества, или
кормушка для «элиты».
Если народ для государства, то происходящее
логично и естественно. Главное – чтобы каждому бюрократическому клану,
угнездившемуся во главе новых государств, хватило территорий и
подданных, чтоб не обижены были. И принцип территориальной целостности
служит единственно, чтобы эти кланы не передрались за владения.
Интересы населения, демократия, права человека и прочий «вздор» в этом
случае – дело десятое.
Если государство для народа, то народ,
населяющий территории, имеет право выбирать, в каком государстве ему
жить, к какому присоединится при распаде страны. И принцип
территориальной целостности становится альтернативой не только праву
наций на самоопределение, но и элементарным правам человека.
Как известно, крупное государство при прочих
равных экономически эффективней мелкого. Расширение рынков,
специализация и укрупнение производства способствуют снижению издержек
и повышению конкурентоспособности. Культурное многообразие способствует
расширению кругозора. Общий язык упрощает общение, особенно важное для
науки и экономики. В больших государствах более четко выполняются
экономические законы, потому, что это законы больших чисел. Европа не
случайно пытается имитировать условия крупного государства.
Поэтому «Союз» был экономически выгоден всем.
Однако более выгоден он был «республикам», чем собственно России.
Во-первых, для них важнее было подключение к крупной экономике,
вследствие их малости. Во-вторых, было выгодно включение в более
развитую экономику, что позволяло более эффективно развиваться самим. В
третьих, баланс товарных потоков был из России в «республики», а не
наоборот. Средняя «категория» снабжения в России была самой низкой.
Т.е. республики повышали уровень собственного потребления за счет
России. Что очень скоро после распада Союза получило объективное
подтверждение.
Поэтому, когда национальные и даже
региональные бюрократии добивались для себя суверенитета, они
откровенно попирали интересы населения, действовали по принципу «народ
для государства».
С другой стороны, государство устойчивей и
стабильней, когда объединяет людей с близкой культурой, традициями и
менталитетом. Удержать Таджикистан и Прибалтику даже в тоталитарном
государстве можно было только по разные стороны от России. В
демократическом трудности возрастают на порядок. «Элитам» трудно
согласовывать цели, а населению жить по одним законам. Общественный
договор становится практически невозможным. Трудности интеграции все
той же Европы показывают, что объединить разнородные составляющие очень
не просто. Поэтому не стоило стремиться сохранить Союз полностью любой
ценой. Но сохранить в едином государстве славянские республики, и
наиболее близкие по менталитету народности было бы очень выгодно всем
участникам.
С этой точки зрения весьма показательна
ситуация на Украине. В сущности в рамках государства объединены две
территории, два народа трудно совместимых друг с другом: Западная и
Центральная Украина с одной стороны, и Новороссия, «прирезанная»
Украине Хрущевым в 50-х годах XX в. Западная Украина традиционно
настроена резко антироссийски, с элементами пещерного национализма.
Новороссия – часть России, к Украине исторически отношения не имевшая,
и хотя и заселенная частично украинцами (в северном Казахстане тоже еще
недавно доминировали уроженцы Украины), по настроению и менталитету
значительно ближе к России, чем к Украине.
Восприимчивость западной Украины вирусу
национализма достаточно понятна: во-первых, это наименее экономически
развитая и успешная часть Украины. Во-вторых, она значительно чаще
завоевывалась другими государствами, переходила из рук в руки,
испытывала противоположно направленную ассимиляцию, что не могло не
сказаться на национальном самосознании населения и доверии его к миру.
Но сейчас от их имени и при их поддержке насильственно ассимилируется
вторая половина Украины.
В сущности существуют две Украины, совместимые
почти как Таджикистан и Прибалтика. Поэтому у нее серьезные проблемы со
стабильностью и развитием. Украина – государство не имеющее внутреннего
национального консенсуса, подверженное внутренним конфликтам и
разноцветным революциям. Для Украины значительно выгоднее было бы
разделиться на русскоязычную и западную части. В этом случае, по
крайней мере, был бы возможен национальный консенсус в каждой из
частей. Но это не в интересах сложившейся национальной бюрократии. При
этом правящие круги Украины опираются на слаборазвитую западную
часть, а развитую юго-восточную пытаются ассимилировать.
Аналогичная ситуация развивается на Северном
Кавказе и особенно с Чечне. Народ ее находится совсем на иной ступени
общественного развития, и по этому одному всегда был трудно совместим с
русскими на ментальном и культурном уровне. После ельцинско-грачевского
«умиротворения» ситуация, понятно, не улучшилась: отношение к России и
русским достаточно воинствующее. Центральные власти практически не
контролируют положение в республике. Там свой правовой режим, и люди
живут по своим законам.
Существующий статус кво держится на личных
отношениях Путина с Кадыровым. Сколько это может продолжаться, и что
будет после ухода хотя бы одного из них, никто сказать не может. Зачем
России такая головная боль – тоже.
Менее остро, но тоже далеко не благополучно
обстоят дела в других кавказских республиках. Национализм и племенная
система власти, конкуренция между национальными кланами и выдавливание
русских из всех сфер жизни, экономики и особенно – власти – уже
реальность. И может быть один из немногих способов решить эту проблему
– проводить Чечню на свободу, и показать, другим все ее прелести. И уже
тогда значительно жестче контролировать национальные отношения в других
республиках.
Времена меняются. Меняются представления о
красоте, приличиях, целях политики. На современном пляже купальники
начала прошлого века в виде комбинезонов до колен и рукавами до локтей,
если не воспринимаются как маскарад, кажутся смешными и ханжескими.
Приоритеты в политике меняются не менее радикально. Тысячи лет
государство было придатком государя. Его власть, богатство и влияние
зависели от размеров владений. Поэтому расширение владений,
территориальные захваты были едва ли не основной целью политики.
Интересы захваченного населения в расчет не принимались – платило бы
дань.
Сейчас могущество страны определяется уровнем
знаний и технологий, а главным стратегическим сырьем становится “серое
вещество”. Поэтому РАЗВИТЫМИ могут стать только те государства, где
царит внутреннее согласие и стабильность. Где усилия, прерогативы и
амбиции государственных элит, подчинены правам и интересам народа и
личности.
Ломать об колено отдельных граждан и целые
народы становится невыгодно. Регионы межнациональных конфликтов или
напряженности – источники терроризма и зоны роста религиозного
фанатизма. Из них бегут “мозги” и капиталы. У них нет перспектив. Но
именно этим занимаются правящие круги многих новых государств –
Украины, Казахстана и Среднеазиатских республик. Регулярно в том же
упражняются Грузия и Молдавия.
Принцип нерушимости международно признанных
границ, принятый в отношениях устоявшихся государств, явно не
предполагал возможности их самораспада. Он служит для исключения
территориальных претензий, как одного из основных поводов возникновения
конфликтов между устоявшимися государствами. Это не цель, а средство.
Применение его к административным границам при разделе государства
создает уже не поводы, а реальные причины войны. Прямым его следствием
стали войны в Приднестровье, на Кавказе, в Югославии. Он дает прямо
противоположные результаты. Средство вытеснило цели, которым должно
было служить. Как кукуруза при Хрущеве. Оставайся она не более, чем
средством повышения эффективности производства – цены бы ей не было. Но
ее сделали самоцелью. Требовали не эффективность, а гектары под
кукурузой. И в таком качестве она стала страшным бедствием.
Но войны – крайний случай. До войны дело может
и не дойти, но межнациональная напряженность и насильственная
ассимиляция лишают миллионы людей права на нормальную жизнь и
перспективы развития.
Сам самораспад, – не раздел побежденной страны
странами-победителями, распад в мирное время под давлением внутренних
причин – признак новых отношений в человеческом обществе, отражение
новой, невозможной еще несколько десятилетий назад реальности. Отличием
от прежней реальности будет возрастание в международных отношениях
значения прав человека и права наций на самоопределение. Роль этой
новой реальности в международных отношениях судя по всему будет
возрастать. В этой новой реальности роль принципа территориальной
целостности будет неуклонно снижаться. Этот принцип из прошлой,
уходящей реальности! И доказательством тому служит упомянутый
самораспад.
Я не хочу сказать, что этот принцип себя изжил
и от него нужно полностью отказаться: это тоже было бы бедствием. Но
необходимо признать, что существуют случаи, когда он неприменим. И
одним из таких случаев является распад государства.
Положение усложняется историческим наследием
периода самоутверждения новых бюрократий. Реки крови, пролитые в
инспирированных новыми бюрократиями войнах между бывшими «братскими»
народностями, вряд ли способствовали стиранию ментальных противоречий и
укреплению «родственных уз».
Вспомним, с чего начинались национальные
конфликты на территории бывшего СССР. Почти неизменно с волны
националистической пропаганды, которую поднимала местная бюрократия
ради завоевания власти. То есть с идеи суверенитета. Эта волна не могла
не вызвать конфликты с проживающим на административной территории, или
граничащими иными этническими группами.
После турецкого геноцида в Армении никакому
фантасту не придет в голову идея добровольного присоединения Армении к
Турции. Однако принцип нерушимости границ в отношении Абхазии,
Приднестровья или Крыма требует именно этого. На постсоветском
пространстве действуют именно такие правила. После грузинского разбоя в
Абхазии ее снова загоняют в Грузию, а русскоязычное Приднестровье после
войны с Молдавией пытаются присоединить к далеко не бывшему противнику,
грозящему к тому же насильственной ассимиляцией.
В Тбилиси решительно забыли, как несколько
веков назад Грузия просилась в состав России, под защиту от
наступающего воинствующего ислама Турции. Сейчас она в отношениях с
Абхазией и Южной Осетией играет ту роль, которую по отношению к ней
играла в свое время Турция.
Фетиш принципа неприкосновенности границ
лишает Россию возможности защищать права едва ли не четверти русского
населения и морального права настаивать на возвращении огромных
территорий, населенных русским или традиционно тяготеющим к России
населением, щедро розданных Ельциным союзникам по борьбе против
Горбачева. За него (фетиш) гибнут тысячи людей, а десятки миллионов
остаются национальными изгоями. За него сколько лет Россия
ежегодно выкладывала миллиарды долларов на войну в Чечне, а теперь – на
восстановление разрушенного и восстановление отношений.
Ради насильственного удержания Чечни Россия
жертвовала куда более значительными выгодами в международных отношениях
вообще, и на Кавказе особенно. Под знаменем неприкосновенности границ,
как под разумным предлогом, нарушались права человека и элементарная
законность. Он был бы смешон как купальник начала прошлого века на
современном пляже, если бы не был по настоящему опасен.
Ради него воинствующе антироссийскую Чечню
пытаются ввернуть в Россию, а пытающееся остаться русским Приднестровье
выдавливают под румынизацию Молдавии. И сквозь пальцы смотрят на
украинизацию Новороссии, подавление русских и тех же украинцев и
белорусов в Казахстане и на российском Кавказе.
После объявления независимости Косова, у
России снизилась озабоченность тем, чтобы загнать все-таки в грузинское
государство Южную Осетию и Абхазию. Но до того, что бы последовательно
отстаивать их право присоединиться к России пока далеко.
Очевидно, последние давно уже не являются
частью Грузии. Возвращать их под контроль Тбилиси так же бессмысленно,
как Косово в Сербию, как присоединять Армению к Турции, или Нагорный
Карабах Азербайджану, как пытаться придать прежний статус принципу
территориальной целостности после развала Югославии, Советского
Союза, Чехословакии. Подобные события зреют и в Европе. И надо
сказать, Европа относится к ним с беспокойством, но без готовности
«навести порядок» силой. Времена изменились, это нужно осознать и
признать.
Преступление остается преступлением пока
наказание за него неизбежно. Когда за кем-то признается право на него,
это уже не преступление. Вопрос в том только, признать этот прискорбный
факт, или продолжать пулеметами “убеждать” чеченцев в том, что они
граждане “Великой России”, а абхазы и осетины – «Великой Грузии».
Фетиш территориальной целостности связывает
право на независимость трудно совместимых с русскими по культуре и
менталитету чеченцев с правом русскоязычной части населения Украины,
Казахстана, Молдавии не бежать на “историческую” Родину, а вернуть
статус Родины своему городу или селу. Та же связь между войной в Чечне
и перспективой завоевания Грузией Абхазии и Южной Осетии. Там так же,
похоже, будут ломать об колено национальные меньшинства. Чтобы не
оскорбляли ваше национальное сознание, надо либо не оскорблять
национальное достоинство других, либо быть очень сильным. Но даже для
самых сильных – США и Израиля с теми же США за спиной – такие вещи не
проходят безнаказанно...
По всей периферии бывшей РСФСР бывшие “борцы
за свободу” или их наследники в угоду собственным амбициям и
пресловутому принципу территориальной целостности ломают судьбы
миллионов людей. Отличие Украины или Казахстана в том только, что
русские не сопротивляются так ожесточенно, как народы Кавказа. И по
этому одному вполне очевидно, какая роль отводилась лозунгам о свободе,
правах человека и праве наций на самоопределение в период развала
Союза. И сколько стоит свобода каждого человека и огромных областей
бывшей страны, жить в том государстве в котором они хотят, в котором
родились и выросли, в котором могилы их предков за много поколений.
См.
1. Россия и демократия: перспективы совместимости.
2. Демократии «сверху» не бывает!